Саквояж со светлым будущим - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Родионов, покорившись судьбе, — вот как тут прикажете книжки вовремя сдавать?! — нажал кнопку на электрическом чайнике. Кофе выпить, что ли?…

…и что это она так переполошилась? Мало ли сумасшедших звонит?! Да в день по нескольку раз, и что? Ничего. Маша всегда сдержанна и непреклонна, а тут вдруг так… распустилась. Или все дело в детях и в том, что придурок наговорил что-то про них?

У Родионова не было детей, и он понятия не имел, как чувствуют себя те, у кого они есть.

— Мама? — выговорила его секретарша быстро. — Мама, у вас все в порядке? Сильвестр пришел? Когда придет? Мама, нет, не отпускай его никуда. Бог с ним, с теннисом, мама! Нет, ты слышишь меня или нет? И Лера… Ничего не случилось. Нет, ничего…

Родионов едва заметно пожал плечами и стал методично, одну за другой, открывать дверцы шкафчиков. Он искал кофе.

Женщины — непостижимые существа. Понять, что происходит у них в голове, невозможно.

Ну, вот это что такое?!

Она звонит матери и истерическим голосом спрашивает, все ли в порядке. Потом велит никуда не отпускать ребенка, даже и на теннис не отпускать, а потом, когда мамаша уже вполне готова отправляться в Институт Склифосовского с сердечным приступом, сообщает — все, мол, хорошо, ты, главное, не волнуйся. Это я так. Бдительность проявляю.

Ну что? Лектор готов? Лектор давно готов!…

Видимо, мать тоже была уже «готова», потому что Маша долго бубнила, что нет никаких причин для беспокойства, и увиливала от прямых вопросов, и пыталась попрощаться, и никак не могла.

Родионов насыпал кофе в две кружки и налил кипятку из чайника. Теперь хорошо бы еще найти сахар или хоть шоколадку, что ли. Пожалуй, лучше шоколадку.

Маша наконец отделалась от матери, нажала на телефоне «отбой» и повернулась к нему. Вид у нее стал менее дикий, но все же он ясно видел, что она готова сию минуту бежать.

Куда?… Зачем?…

— Он сказал, — выпалила Маша, и Родионов остановился, не донеся до рта кружку, — что вы не должны ехать в Киев. Что вы должны остаться в Москве, иначе будут вам полные вилы.

— Как же вилы? — удивился Родионов. — Раньше ты говорила — вроде грабли!

— Вот вы шутите, Дмитрий Андреевич, а на самом деле…

— На самом деле это все чушь, — перебил ее Родионов, который после слова «вилы» вдруг перестал утешать себя тем, что это чушь, и забеспокоился.

— Это не чушь! — выкрикнула Маша Вепренцева. — Он сказал, что… если я вам расскажу, он…

он…

Повторить то, что говорила ей трубка, она никак не могла. Про Сильвестра и про Леру, про ее детей! Ну, не могла, и все тут! Поэтому Маша сказала:

— Он грозился… убить их, если я только кому-нибудь расскажу!…

Знаменитый писатель Аркадий Воздвиженский, в миру Дима Родионов, хлебнул еще из своей кружки, а потом уставился в нее, словно ожидая, что там будут показывать нечто интересное. В кофейной черноте кривовато и волнообразно двигалось отражение лампочки на потолке и половина его, Родионова, щеки.

Побриться бы надо, перед тем как к Веснику ехать.

— А голос? Мужской или женский?

— Скорее… скорее мужской, — она вспомнила отвратительное холодное кваканье — смех, от которого волосы на затылке вставали дыбом.

Никто не смеет угрожать ее детям. Никто и никогда! Тому, кто посмеет, придется иметь дело с ней, с Машей Вепренцевой, а это большая сила!

Очень большая. Очень.

Хотя на самом деле маленькая.

Но только до той минуты, пока какая-то сволочь не начинает угрожать ее детям!

— То есть он сказал, что, если мы поедем в Киев, мне будут… вилы и еще он убьет твоих детей.

— Да, — хрипло подтвердила Маша. — Но не сразу.

— Что не сразу?

— Убьет… не сразу.

Родионов посмотрел на нее и понял, что тему лучше не развивать.

Он глотнул еще кофе и поморщился — он не любил растворимый. Зачем только секретарша держит его в офисе? Журналистов, что ли, поит? Из экономии?

— Маша, я думаю, что это все ерунда, просто ненормальные развлекаются. Нужно поехать в издательство и переговорить с Весником или с кем-то из службы безопасности. Или с Марковым. Марков-то уж точно во всем разберется, причем быстро.

Валентин Марков был одним из владельцев издательства — молодой, напористый и решительный мужик, по слухам, друживший с «самим Тимофеем Кольцовым», олигархом, которого до сегодняшнего дня никому пока не удалось ни истребить, ни упечь в каталажку. Тимофей Ильич на упористых слоновьих ногах стоял твердо, на мир поглядывал исподлобья, шуток ни с кем не шутил, в Куршавеле мировую элиту из себя не изображал, яиц Фаберже, футбольных клубов, а также домов высокой моды и Виндзорских дворцов не покупал. Никому не удавалось с ним… поладить, ибо он даже близко никого к себе не подпускал, а вот Марков как-то сумел к нему приблизиться и войти в доверие.

Родионов Маркова слегка опасался, и, встречаясь, они, как два опытных и осторожных хищника, кружили друг возле друга, косили глазами, трепещущими ноздрями втягивали воздух и молниеносно дергали боками — от высокого напряжения чувств и эмоций. Они нуждались друг в друге, ибо что писатель без издателя, что издатель без писателя — никуда и ни к чему не нужен! Родионов очень не любил ни о чем Маркова просить, и Маша об этом отлично знала, а потому его великодушие оценила, даже несмотря на ужас, который хоть и разжал зубы, но все равно еще скалился поблизости от ее горла.

— Но ведь он говорил про Киев, — пробормотала Маша, сглатывая слюну, отравленную ужасом. — Он говорил, чтобы вы не ездили в Киев! Откуда он знает, куда вы едете, если он ненормальный и развлекается? И откуда он знает имена моих детей?!